|
|
|
Духовное просвещение
Богословское образование
Воцерковление
|
Школьный курс литературы и религиозный дискурсЛ.Н. Житкова 1
Если не встраивать концепцию русской литературы классического периода в обществоведческую, историческую схему, а типологизировать некие имманентные закономерности этой литературы как целостно-феноменального явления, то следует, возможно, обратить внимание на такую интегративную черту в произведениях русской литературы, как любовный сюжет, что замечательно зафиксировал в свое время Н.Г. Чернышевский в символической формуле «русский человек на rendez-vous».
Общеизвестно, что в своей антропологии и восприятии мира Гоголь исходил из идеи Божественного сотворения мира и человека. Игнорируя это условие, невозможно понять концепции «Мертвых душ» и «Ревизора», их финалов, якобы неожиданных превращений героев поэмы, какие Гоголь планировал. У других писателей — например, у А.С. Пушкина — христианско-православные начала миросозерцания явлены главным образом скрытно, хотя в то же время составляют фундаментальную основу миропонимания. Еще В.Г. Белинский отметил в Пушкине универсальную полноту восприятия мира, раз и навсегда сотворенного по закону гармонии и красоты. Все в этом мире имеет право быть в качестве части целого, без которого целое перестает быть целым, то есть истинным. Белинский же выделил в Пушкине способность глубоко переживать трагические диссонансы бытия [см.: 1, с. 287]. При этом спасения от них поэт ищет не в заоблачных далях. В противостоянии трагическим обстоятельствам человек опирается на силу своего духа — «самостоянье человека, залог величия его» (из чернового наброска стихотворения «Два чувства дивно близки нам…»). Гениальная формула человеческой судьбы у Пушкина такая: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать» («Элегия»). Мир Пушкина заполнен «другими»: поэт не мыслит существования в пустоте — без ощущения рядом с собой «другого». В связи с этим замечательна фраза из переложенной молитвы Ефрема Сирина: «Да брат мой от меня не примет осужденья…» («Отцы пустынники и жены непорочны...»). Через все позднее пушкинское творчество (стихотворение «Пир Петра Первого», поэму «Анджело», повесть «Капитанская дочка» и др.) лейтмотивом проходит тема милосердия. Религиозные мотивы чрезвычайно важны также для понимания «Бориса Годунова», образа Татьяны Лариной и т. д. Проблема лермонтовского демонизма и богоборчества нуждается в анализе, хотя в свое время Д.С. Мережковский вслед за В.С. Соловьевым писал о М.Ю. Лермонтове как о «поэте сверхчеловечества», как о личности демонической [см. 2]. Однако согласиться с данным категоричным утверждением нельзя. Если отобрать все стихотворные молитвы поэта и выстроить целостный контекст, то выявляется, что поэт не только не был религиозно безразличным человеком: его вера переживала трагические сомнения, и его духовный путь — это путь мучительных исканий ее и утверждения в ней. А.П. Чехов, писатель эпохи духовно-культурного кризиса, в силу своей специфической эстетики не расположенный к тому, чтобы прямо декларировать собственные взгляды и идеи, пишет произведения, подобные, например, рассказу «Студент», с которым должны быть знакомы учащиеся. Прочитанный в дни Страстной недели, он производит на детей сильное впечатление. Чехов был убежден в том, что современный человек вследствие утраты веры навсегда лишается прочной основы существования — это человек без почвы под ногами. Даже М.Е. Салтыков-Щедрин с его позитивизмом и трагической безнадежностью ищет опору именно в религиозной вере, когда, казалось бы, совершенно неожиданно для читателей, для логики героев и собственного художественного мышления в целом приводит своего Иудушку ко Христу: совершается чудо воскресения человека, как у Достоевского или позднего Гоголя. Список использованных источников 1. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина // Он же. Собр. соч.: в 9 т. Т. 6: Статьи о Державине; Статьи о Пушкине; Незаконченные работы / В.Г. Белинский; ред. Ю.С. Сорокин; подгот. текста В.Э. Бограда; статьи и примеч. К.И. Тюнькина. — М.: Художеств. лит., 1981. — 678 с. 2. Мережковский Д.С. Поэт сверхчеловечества / Д.С. Мережковский // М.Ю. Лермонтов: pro et contra: Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей: Антология / С.О. Бурачок, Ф.В. Булгарин, В.Г. Белинский и др.; отв. ред. Д.К.Бурлака; сост. В.М. Маркович, Г.Е. Потапова; коммент. Н.Ю. Заварзина. — СП б.: РХГИ , 2002. — 348–386. --------------------------------
Архив новостей |
По благословению
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| г.Екатеринбург тел. 269-30-36 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Существует авторитетная точка зрения, поддержанная, в частности, русскими философами, на русскую литературу XIX века, от Пушкина до Чехова, как литературу православно-религиозную по своей сути. Однако выявление религиозного смысла в искусстве значительно затруднено, поскольку, органично усваиваясь художественно-эстетической системой, религиозные ситуации и образы становятся ее элементами. Как недопустимо рассматривать литературу в качестве иллюстрации к разного рода идеологическим доктринам, что до сих пор, к сожалению, доминирует в школьном литературоведении, так же нельзя подменять искусство религиозной догматикой и упорно стремиться выявить те или иные культовые элементы в художественных текстах и творчестве того или иного писателя вообще. Между тем религиозный аспект не должен быть игнорирован в тех случаях, когда художественный мир писателя логически выходит на религиозные идеи и структурно определяется ими. Факты свидетельствуют о том, что действительно великий писатель с неизбежностью открывает в мире человеческого духа религиозную основу, так или иначе соприкасается с религиозной сферой. У каждого писателя, что очевидно, такая сторона осмыслена и прочувствована индивидуально.
Итак, литература XIX века — это литература о любви. Вместе с тем любовный сюжет оказывается способен ставить и решать вопросы глубокой и серьезной философии. Справедливо русская классическая литература считается формой национальной философии. Объясняет такую ситуацию то обстоятельство, что любовь в русской традиции трактуется прежде всего не как отношения полов, но как отношения «человек–человек». В любви к женщине русский герой ищет пути к «другому», пути в мир. Такова ситуация с Онегиным, и с Демоном, и с Раскольниковым, и с Еленой Стаховой, и с Обломовым и т. д. Есть основание говорить о философии человеческой любви, человеческого всеединства, братства, соборности, то есть глубоко православно-христианском начале русской литературы и культуры в целом. В индивидуальных художественных мирах этот элемент выражен различно. Одни писатели (В.А. Жуковский, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский) открыто и осознанно религиозны, что воплощено в проблематике их произведений, художественно-философских концепциях, образной системе. Религиозная проблематика непосредственно выводится ими в концептуальный план (в качестве примера можно привести философскую элегию Жуковского «Славянка», повесть Гоголя «Портрет», всего Достоевского). Это очевидные факты, и здесь задача преподавателя заключается в том, чтобы их не замалчивать, а главное — понимать их значение для художественной системы писателя, его феноменальности в целом.
