Заседание клуба «Застава»
В 2012 году исполнилось 130 лет содня рождения Корнея Чуковского. Его творчеству было посвящено очередное заседание Клуба любителей поэзии «Застава». Скачет сито по полям, А корыто по лугам. За лопатою метла Вдоль по улице пошла. Топоры-то, топоры Так и сыплются с горы. Испугалася коза, Растопырила глаза: «Что такое? Почему? Ничего я не пойму». Кто из нас не помнит эти замечательные стихи Корнея Чуковского? Такие ритмичные, энергичные, эмоциональные?! Начнешь читать, и уже не можешь остановиться. Так и хочется читать и читать наизусть эти родные с детства стихи: …Вот и чайник за кофейником бежит, Тараторит, тараторит, дребезжит... Утюги бегут покрякивают, Через лужи, через лужи перескакивают. А за ними блюдца, блюдца – Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! Вдоль по улице несутся – Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля! На стаканы – дзынь!– натыкаются, И стаканы – дзынь!– разбиваются. Дивные стихи, на которых выросли и сами любители поэзии, собравшиеся 28 сентября 2012 г. на свое очередное заседание, и их дети, а у кого-то – и внуки. И не нужны им никакие «вредные советы» современных «классиков». У них – у родителей – есть настоящее богатство, которым они могут поделиться со своими чадами, а заодно вспомнить свое детство и «Муху-цокотуху», «Айболита», «Краденое солнце», «Тараканище»… Участники клуба – уже взрослые дяди и тети – с удовольствием вспоминали о своих детских переживаниях по поводу украденного солнца, злого тараканища, незадачливого Мойдодыра…Признавались в том, что их первые жизненные стереотипы формировались именно благодаря сказкам Чуковского. Так, доктор – это всегда очень добрый и заботливый человек – такой же, как Айболит. Читая стихи Чуковского, каждый взрослый может почувствовать себя актером, на какое-то время побыть им. А как же иначе? Иначе невозможно прочитать диалоги, например, из сказки «Телефон». Какие там разнообразные интонации! Здесь и просьба, и удивление, и отчаяние, и мольба о помощи… И всё это папы или мама, бабушки или дедушки должны показать маленькому человечку с помощью интонации. Им приходится говорить то басом, как слон, то фальцетом, как мартышки, то скороговоркой, как зайчата. Настоящий театр одного актера! А ребенок слушает и учится разнообразию интонации, ведь интонационное богатство речи – одна из важнейших составляющих её культуры. Я три ночи не спал, Я устал. Мне бы заснуть, Отдохнуть... Но только я лег - Звонок! – Кто говорит? – Носорог. –Что такое? – Беда! Беда! Бегите скорее сюда! – В чем дело? – Спасите! – Кого? – Бегемота! Наш бегемот провалился в болото... – Провалился в болото? – Да! И ни туда, ни сюда! О, если вы не придете - Он утонет, утонет в болоте, Умрет, пропадет Бегемот!!!
– Ладно! Бегу! Бегу! Если могу, помогу!
«Ваши сюжетные выдумки поразительно общечеловечны, это Шекспир для детей», – писал Чуковскому поэт Арсений Тарковский. И действительно так: вот детское сердце сжимается от страха и жалости, вот появилась надежда, а вот и победа: злой крокодил повержен! Рано-рано Два барана Застучали в ворота: Тра-та-та и тра-та-та! «Эй вы, звери, выходите, Крокодила победите, Чтобы жадный Крокодил Солнце в небо воротил!» Но мохнатые боятся: «Где нам с этаким сражаться! Он и грозен и зубаст, Он нам солнца не отдаст!»
И бегут они к Медведю в берлогу: «Выходи-ка ты, Медведь, на подмогу. Полно лапу тебе, лодырю, сосать. Надо солнышко идти выручать!» Но Медведю воевать неохота: Ходит-ходит он, Медведь, круг болота, Он и плачет, Медведь, и ревёт, Медвежат он из болота зовёт: «Ой, куда вы, толстопятые, сгинули? На кого вы меня, старого, кинули?» А в болоте Медведица рыщет, Медвежат под корягами ищет: «Куда вы, куда вы пропали? Или в канаву упали? Или шальные собаки Вас разорвали во мраке?» И весь день она по лесу бродит, Но нигде медвежат не находит. Только чёрные совы из чащи На неё свои очи таращат. Тут зайчиха выходила И Медведю говорила: «Стыдно старому реветь - Ты не заяц, а Медведь. Ты поди-ка, косолапый, Крокодила исцарапай, Разорви его на части, Вырви солнышко из пасти. И когда оно опять Будет на небе сиять, Малыши твои мохнатые, Медвежата толстопятые, Сами к дому прибегут: “Здравствуй, дедушка, мы тут!”» И встал Медведь, Зарычал Медведь, И к Большой Реке Побежал Медведь. А в Большой Реке Крокодил Лежит, И в зубах его Не огонь горит,- Солнце красное, Солнце краденое. Подошёл Медведь тихонько, Толканул его легонько: «Говорю тебе, злодей, Выплюнь солнышко скорей! А не то, гляди, поймаю, Пополам переломаю,- Будешь ты, невежа, знать Наше солнце воровать! Пропадает целый свет, А ему и горя нет!» Но бессовестный смеётся Так, что дерево трясётся: «Если только захочу, И луну я проглочу!» Не стерпел Медведь, Заревел Медведь, И на злого врага Налетел Медведь. Уж он мял его И ломал его: «Подавай сюда Наше солнышко!» Испугался Крокодил, Завопил, заголосил, А из пасти Из зубастой Солнце вывалилось, В небо выкатилось! Побежало по кустам, По берёзовым листам. ....................................... Рады зайчики и белочки, Рады мальчики и девочки, Обнимают и целуют косолапого: «Ну, спасибо тебе, дедушка, за солнышко!»
На заседании участники клуба говорили не только о детских стихах. Чуковский был блистательным филологом: литературным критиком, переводчиком, редактором, лингвистом. Он подготовил и издал первое собрание сочинений Некрасова, перевел стихи Уолта Уитмена (и вообще много переводил с английского), он создал целую серию замечательных литературных портретов – Маяковского, Блока, Репина, Кони и многих других своих современников. Чуковский написал книгу «От двух до пяти», которой и сегодня пользуются все, кто изучает лингвистику детской речи и детскую психологию. А примеры из книги о языке «Живой как жизнь» – это, как говорится, классика жанра. Без них вряд ли обойдется учитель русского языка, рассказывающий учащимся о канцелярите или просторечии. Помните даму, которая сказала своему пуделю: «Ляж!»? А господина, выразившего пятилетней девочке свое сочувствие словами «Ты по какому вопросу плачешь»? На заседании участники вечера рассматривали прекрасно изданную книгу, выпущенную к 130-летию писателя, – «Воспоминания о Корнее Чуковском». Открывает книгу повесть «Памяти детства», ее автор Лидия Корнеевна Чуковская.
Наверное, сейчас таких семей уже нет, как и нет того уклада, которым жили интеллигентные семьи еще в начале ХХ века. Интернет и сериалы разобщили семью. А вот когда-то семейная жизнь протекала иначе: семейное чтение было делом обычным. В семье Чуковских любили читать. А еще они любили ходить на лыжах, бегать босиком, купаться в Финском заливе, кататься на санях. И вся семья любила стихи. Лидия Корнеевна вспоминает: «Стихи он [отец] читал постоянно и всегда вслух: себе самому, один на один, у себя в кабинете, Репину в мастерской и репинским гостям в беседке; захожим студентам на песке у моря; друзьям-соседям <...> нам по дороге на почту. И уж конечно в море. Тут, в море, он давал себе полную волю. Ритм волн и ритм гребли естественно выманивали в ответ ритмический отклик. Никогда я не слышала чтения более пленительного. Как будто все черты его личности собирались в эти минуты в голосе, в интонациях, в губах, которые льнули к звукам, в звуках, которые льнули к губам <…> В голосе его, когда он читал великую лирику, появлялось некое колдовство, захватывавшее и его и нас. На страницах своих сочинений он не раз говорит, что смолоду привык «упиваться стихами». Упоение заразительно. Наверное, потому мы и упивались, слушая, что он упивался, произнося. И все стихи, которые я узнала потом, одна, сама, без него, звучание всех на свете стихотворных строчек, кто бы их ни произносил, навсегда связаны для меня с моим детством и его голосом. – Зыбь ты великая! Зыбь ты морская! – начинал он, закидывая весла и чуть-чуть раскачиваясь. – Чей это праздник так празднуешь ты? Волны несутся, гремя и сверкая, Чуткие звезды глядят с высоты, — читал он широким, певучим, страстным, словно молящимся голосом, и мне казалось, что теперь уже лодка покоряется не волнам и веслам, а весла и волны – и всё вокруг – звучанию голоса. Читая нам стихи на морских прогулках, был ли он занят тем стиховым воспитанием, о котором впоследствии так много писал и на отсутствие которого с такой горечью сетовал? И нет и да. Нет, потому что приемы и способы стихового воспитания, подробно изложенные в его послереволюционных статьях, не были еще разработаны им; он тогда еще только наблюдал эту встречу: стихи и ребенок, стихи и возраст, ступени восприятия. Нет, обдуманно, сознательно еще не занимался; пожалуй, если бы тогда, в лодке, он был наедине с морем, без слушателей, один, он читал бы те же стихи, что и при нас. И да, конечно, был занят стиховым воспитанием! Если не воспитывал в прямом смысле, осознанно и методически, то, как бы поточнее это сказать, – влюблял. На страницах своих книг он постоянно утверждает, что первое дело учителя литературы – влюбить детей в поэзию. На морских прогулках он и внушал нам влюбленность. И, конечно же, он понимал: такого обостренного чувства ритма, как в детстве, у взрослых не будет уже никогда. Читая нам в те годы в изобилии стихи, он если и предавался стиховой педагогике, то лишь самой первоначальной, первичной, да зато такой, без которой всякая дальнейшая немыслима: очаровывал нас поэзией, вовлекал нас в нее». Людей, не любивших поэзию, литературу, искусство, Чуковский считал духовными калеками, он призывал жалеть их так, как мы жалеем инвалидов – людей без руки или ноги. А еще, по воспоминаниям Лидии Корнеевны, Чуковский называл таких людей беднягами. — Бедняги! – говорил он. Их этому не научили, им этого не рассказали! Однажды, — вспоминает Лидия Корнеевна, — двое мальчишек сквернословили, находясь неподалеку от Корнея Ивановича. Отложив бумагу и карандаш, он пошел навстречу хулиганам: «Молчать!» — закричал он. Но мальчишки, отбежав от него на безопасное расстояние, стали выкрикивать ругательства еще громче . Корней Иванович погнался было за ними. Но потом, резко остановившись, закричал им: «Бедняги, бедняги! Вас обокрали!» По щекам его текли слезы. Он, конечно, имел в виду воровство духовное. Этим детям не объяснили, что таких слов произносить нельзя. Им в раннем детстве не сделали прививки от пошлости и грубости. Не воспитали отвращения к безобразному. Культура, в том числе культура чувств, умение понимать и ценить прекрасное, по мнению Чуковского, невозможны без культуры слова. И эту культуру нужно воспитывать с детства, потому-то своих детей (а был он отцом многодетным) он с ранних лет учил чтению, английскому языку; он всё время, по выражению его дочери, «подсовывал» им нужные книги.
Большинство читателей знают Чуковского только как детского писателя. «Все другие мои сочинения до такой степени заслонены моими детскими сказками, что в представлении многих читателей я, кроме «Мойдодыров» и «Мух-Цокотух», вообще ничего не писал», — сетовал Корней Иванович. Написал. И перевел. Мы об этом знаем и помним. Но все же как хорошо, что большинство из нас свое первое знакомство с писателем Чуковским начинает вот с этого:
И сейчас же щетки, щетки Затрещали, как трещотки, И давай меня тереть, Приговаривать: «Моем, моем трубочиста Чисто, чисто, чисто, чисто! Будет, будет трубочист Чист, чист, чист, чист!» И как замечательно, что именно с этими и другими стихами Корнея Чуковского ассоциируется у нас понятие детской поэтической классики. Фотоальбом
21.12.2021 |
|
|
|
15.12.2021 |
|
|
15.12.2021 |
|
|
14.12.2021 |
|
|
|
10.12.2021 |
|
|
26.11.2021 |
|
|
17.11.2021 |
|
|
|
Архив новостей
|