Духовное просвещение Богословское образование Воцерковление

Петр Мангилёв*

 Агиографические памятники, посвященные преподобному Далмату Исетскому

о. Петр МангилёвДля истории агиографии Урала представляют интерес сложившиеся в Далматовском монастыре тексты, повествующие об основателе монастыря старце Далмате: «Известие об основании Далматовского монастыря, составленное архимандритом Исааком (Иваном Дмитриевичем Мокренским)» (далее — «Известие»)1 [1, с. 184–186] и стихотворная история Далматовского монастыря от основания до 1724 года2 (далее — «Вирши»).

«Известие», сохранившееся в единственном списке, датируемом второй половиной XVIII века [4; о рукописи см.: 14, с. 44 (№ 894); 1, с. 7], было составлено настоятелем монастыря архимандритом Исааком (Мокринским) в период между 1708-м и 1711 годами, как полагает изучавшая и издавшая памятник И.Л. Манькова [см.: 8; 10, с. 113–116]. «Известие» не является литературным сочинением в собственном смысле слова — задача памятника предельно утилитарна: свидетельствовать о земельных угодьях монастыря.

«Известие» может быть разделено на две части. Первая содержит подробный рассказ о старце Далмате и об основании им монастыря. Во второй части по годам перечислены переписи монастырских земель. Более литературна первая часть памятника. Как и вторая, она обосновывает право владения монастырем земельными угодьями, но так как ранних документов на свою вотчину у обители не было, то автору пришлось подробно расписывать события обретения монастырем земель и главного героя — старца Далмата — характеризовать в агиографическом ключе. Автор повествует, что основатель Далматовского Успенского мужского монастыря старец Далмат (в миру Дмитрий Иванович Мокринский, 1594–1697) происходил из тобольских служилых людей, постригся в Невьянском Богоявленском монастыре, а в 1644 году покинул эту обитель и поселился в пещере на высоком берегу реки Исети при впадении реки Течи. Земли, на которые пришел старец, принадлежали тюменскому ясачному татарину Илигею, сдававшему их в аренду жителям соседних русских слобод для охоты и рыбной ловли. Арендаторы и Илигей были недовольны появлением старца. Илигей дважды пытался согнать Далмата и даже хотел его убить, будучи «наважден родом своим и теми ж рускими» [1, с. 185]. Богородица явилась Илигею во сне со словами: «Илигее, почто ты пришел еси и хощеши онаго старца убити? Не токмо тебе его убити, но и зла слова к нему не имаши и зреша, но еще оному ж старцу и вотчину свою отдай» [Там же]. Татарина охватил ужас, и в 1646 году в присутствии детей и сородичей он передал монастырю свои владения.

«Известие» содержит запись сохранявшегося братией монастыря устного предания о создании обители, но в этом кратком предании образ ее основателя осмыслен в традиции агиографического канона. В русской агиографии сложился типический образ подвижника — основателя монастыря, и реальные факты биографии старца Далмата, равно как и его реальные черты осмыслены в «Известии» через призму житийного сюжета и идеальных типических черт. Это и повествование о явлении Божией Матери Илигею, сходное, как отмечают исследователи, с эпизодом из Сказания о Владимирской иконе Божией Матери (описанием явления Богородицы Темир-Аксаку в 1395 году) [см.: 21, с. 189]. Это и свидетельство о происхождении и социальном положении Далмата до пострижения: «…града Тоболска житель, чином воин, дворянские породы... не велми богат, но жителствуя без великия скудости, дом свой строя во обилии, по своей мере3 без нужди прилежа церкви» [1, с. 184]. В житийной литературе нередко можно встретить указание на то, что не от скудости, не от нужды преподобный уходит в монастырь, но добровольно отказывается от положения и достатка, оставляя их в миру [см.: 16, с. 441–444]. Далмат постригся в Невьянском Богоявленском монастыре и жил там «неколико время, и видевши его братия радива и со всяким усердием работающее Господеви, и восхотеша его быти наставником, рекше строителем». Старец же, «не хотя тоя тяготы прияти, уклонися и бежа от монастыря... и... вселился един» [Там же] в пустынном месте. Этот поступок Далмата тоже вполне вписывается в агиографический канон — так поступали многие подвижники [см.: 16, с. 459–467; 17, с. 15–36].

Важным представляется содержащееся в первой части краткое сообщение о том, что устроителем монашеской жизни в монастыре явился «из Нижнева Нова града старец Иван, ученик старца Дорофея» [1, с. 185–186]. Скорее всего, имеется в виду Дорофей — основатель Южской пустыни близ Рыбинска (†1622), который, возможно, был составителем аскетического сборника, известного как «Цветник священноинока Дорофея» [см.: 2, с. 148–152]. Упоминание имени Дорофея призвано указать на происхождение аскетической традиции, утвердившейся в Далматовском Успенском монастыре, на ее авторитетность.

От XVIII века сохранилось еще одно очень интересное сочинение. В 1793 году иконописец Иван Соколовский расписал гробницу над могилой старца Далмата. На трех стенах надгробия им были изображены сюжеты из жизни преподобного. На четвертой стене была написана стихотворная история монастыря от его основания до смерти в 1724 году настоятеля обители, сына преподобного Далмата архимандрита Исаака (Мокринского), память которого также особо чтилась в монастыре4. Списки с «Виршей» имелись и при других «монастырских церквах» [см.: 3, л. 192 об.; 22, с. 1154], но были ли эти тексты записаны на бумаге или сохранялись на стенах храмов, неизвестно. Однако в любом варианте фиксации «Вирши» имели большую читательскую аудиторию. Абсолютное большинство известных житий-виршей — это жития преподобных, основателей монастырей. Как показывают наблюдения Е.А. Рыжовой, «история создания виршевых редакций... неразрывно связана с историей не только того или иного житийного памятника, но и монастыря, основанного святым» [18, с. 230]. Это обстоятельство роднит далматовский текст с подобными сочинениями, возникшими, в частности, на Русском Севере. По объему текст из Далматовского монастыря самый большой из известных таких текстов — сто стихотворных строк5.

Последнее датированное событие, о котором упоминают «Вирши», это смерть игумена Исаака в 1724 году (верхняя дата). Исходя из заключительных строк «Виршей», можно предполагать, что они были написаны до 1742 года, когда в монастыре был большой пожар, уничтоживший многие монастырские постройки (об этом знаменательном для монастыря событии не упоминается). Автор «Виршей» неизвестен. Скорее всего, это кто то из учителей существовавшей при Далматовском монастыре школы6. Известно лишь, что в XVIII веке учителя и учащиеся Тобольской духовной семинарии в «духовном стихотворчестве» упражнялись [см.: 5, с. 111]. В Далматове могло быть то же самое.

Кто бы ни был автор «Виршей», безусловно ясно одно: это был человек хорошо образованный, о чем говорит как сама способность к стихосложению, так и целый ряд сложных библейских образов-уподоблений в тексте. В основу «Виршей» положено вышеупомянутое «Известие», однако автор не просто пересказывает стихами сложившийся ранее памятник, но существенно дополняет его новыми фактами (за счет привлечения документов монастырского архива) и новыми трактовками образа преподобного Далмата [см.: 6, с. 138–144]. Несколько иначе, например, осмыслен монашеский подвиг старца. Если «Известие» высказывает мысль, что старец имел в миру нечто хорошее, но не посчитал это ценным и оставил ради монашества, то в «Виршах» нет противопоставления монашеской жизни и жизни в миру: старец не временному предпочи тает вечное, а в миру и в монастыре служит, совершает полезное. Жизнь до и после пострига представлена как одинаково ценная: «Воин, дворянин, словес Христовых блюститель / Таже мнихом Невьянским вдадесяво брата» [3, л. 192 об.]. «Вирши» изображают старца Далмата и его сына игумена Исаака скорее как «вечных работников», деятелей, а не как отрекшихся от мира преподобных.

Автор подробно рассуждает о «подвигах монашеских», но эти подвиги понимаются скорее как служение на пользу госу- дарству и обществу. Так, говоря, что сын Далмата Исаак подражал отцу в монашеском делании, автор «Виршей» уподобляет его пророку Елисею, ревностно продолжавшему дела пророка Илии. Стих, говорящий об этом, очень показателен: «Исаак Елисею подобен ревнитель, / Сугубой дух приемлет». «Яко добр строитель, / Ко ветхой церкви две еще прибавляет», — продолжается текст, а дальше следует довольно длинный пассаж об украшении этих церквей и строительстве монастыря [Там же, л. 193 об.].

Указание на удвоение (усугубление) подвига в «Виршах» весьма красноречиво (сугубый ревнитель, к одной церкви прибавляющий две) и этим отличается от прежнего понимания того, как созидается обитель и что в ней имеет первенствующее значение. Это прежнее, традиционное понимание выражено наиболее четко даже не в «Известии», а в грамоте архиепископа Афанасия Холмогорского, направленной в монастырь вместе с денежным вкладом: «…Божиим изволением, предстательства ради Пресвятыя Богородицы оная святая и честная обитель, основанная на слезах преподобнаго старца нашего Далмата, жительством монашествующих распространяется, и церковным и монастырским и всяким строением от силы в силу успевает…» [11, с. 93].

Такое изменение трактовки образа старца вполне объяснимо теми переменами, которые происходили в русской культуре в конце XVII–XVIII веков. Если старое восприятие жизни основывалось на положении, что «в отношении к вечности все земные занятия одинаковы» [12, с. 316], то новая эпоха, принимая на вооружение «католический постулат, согласно которому человек оправдывается перед Богом делами» [Там же], возвышает значение дел и выдвигает «свой тип — одаренного, работающего не покладая рук человека» [Там же, с. 300]. По-иному предлагается понимать и монашеское служение. Наиболее отчетливо это выразил Петр Великий в своем указе от 31 января 1724 года: монахи «большая часть тунеядцы суть... А что, говорят, молятся, то и все молятся... Что же прибыль обществу от сего?» Задача монахов, по мнению Петра, «служити прямым нищим, престарелым и младенцам» [цит. по: 20, с. 263]. Монастыри и монахи должны быть полезными для государства. Для составителя «Виршей» на первом месте стоит значение Далмата и Далматовского Успенского монастыря в освоении и христианском просвещении края: «Возсия и в сей стране свет Святыя Веры / От ископанной в земли Далматом пещеры» [3, л. 192 об.]. Особо подчеркивается, что монастырь основан на землях совершенно не освоенных. Далмат «сокрыся сюды, в пределы татарски, / И вселися, как Давид в селы Кидарски» [Там же]. Содержащаяся в тексте отсылка к псаломскому стиху (Пс. 119:5) призвана усилить этот образ чужой, неосвоенной земли7. Старец Далмат поселяется среди народа, подобного нравом древним жителям кидарских селений. Автору «Виршей» важно подчеркнуть, что старец был первым в этих местах: «От устия Исети до самой вершины / Не живяше в сей стране верных ни единый, / Первый Далмат с образом Успения входит / И Магомета во дно адово низводит» [3, л. 192 об.].

Первые два стиха цитируемого фрагмента представляют собой почти дословное переложение фразы из челобитной игумена Далматовского монастыря Исаака и келаря Никона к царям Ивану и Петру Алексеевичам с просьбой о пожаловании средств на монастырское строительство («…а в та лета по всей Исети реке никто русских людей не живал нигде…»[1, с. 187]). Однако если в челобитной указание на неосвоенность земель служит дополнительным аргументом в пользу подтверждения землевладельческих прав [ср.: 7, с. 10], то в «Виршах» подчеркивается первенство старца Далмата в утверждении православной веры в этих местах.

Из «Виршей» исключено описание конфликта с русскими арендаторами владений Илигея. Особое внимание обращается на то, что в этих местах не было не просто «русских людей» (как в челобитной), а именно «верных». Замена слов призвана подчеркнуть, что земля, на которую пришел старец, была духовной пустыней. В нее — в это обиталище неверующих во Христа народов — входит с иконой Божией Матери преподобный Далмат и побеждает неверных («Магомета во дно адово низводит» [3, л. 192 об.]). Земля, принадлежавшая неверным, теперь передается верным, подобно тому как Палестина, Земля обетованная, принадлежавшая нечестивым языческим народам, была обещана ветхозаветному праотцу Аврааму, и «верою обитал он на земле обетованной, как на чужой» (Евр. 11:9), а потом через поколения не без борьбы и столкновений земля эта стала принадлежать потомкам Авраама.

В «Виршах» старец Далмат уподоблен Аврааму и Моисею, а край, в котором он стал первым насельником, — Земле обетованной. И вот «в сию землю святую, вновь обетованну, / Нечестивым отъяту, Далматови данну, / Черноризцев и бельцов собрася дружина» [3, л. 193]. Была построена часовня, возник монастырь. Жизнь новосозданной обители была трудной: монастырь многократно подвергался набегам неверных, которые наносили обители большой урон, монастырь и «деревни монастырски в пепел обращая, / Крестьян убив, жен, детей и скот весь пленяя» [Там же, л. 193 об.]. Изображению столкновений с неверными в «Виршах» уделено довольно много места. Особо же подчеркнуто, что «сия буря кедров сих двух не сокрушила, / Но и паче в корене веры утвердила; / Не только бе зде сами обитать дерзают, / Но и ратным на башкир в нуждах пособляют» [Там же].

Итак, земля, в которую пришел старец, осмысляется как Земля обетованная: «Оста8 еще во пещи того Вавилона / Далматом принесенна Успенска икона; / Там точию кивот сей мало обожжеся, / Где его в огне рука неверных коснеся» [Там же, л. 193]. Икона Успения Божией Матери уподоблена ковчегу Завета9, который как главная святыня ветхозаветной Церкви был носим впереди богоизбранного народа на пути в Землю обетованную. Икона представлена как главная святыня обретенной земли, она своим присутствием освящает освоенный край. Составитель «Виршей» отходит от агиографического канона, и его герои осмыслены в ценностных категориях новой эпохи: они деятели, борцы, их труд полезен отечеству. Для автора «Виршей» ценна созидательная деятельность в этом мире и ее плоды. В «Виршах» нашло отражение и осмысление процесса освоения края русским населением: земля, принадлежавшая неверным, как бы находившаяся вне поля культуры, дана Богом старцу Далмату и через его труды и труды его сына, игумена Исаака, освоена, освящена, включена в культурное пространство, облагорожена, просвещена.
_________________________

* Мангилёв Петр, протоиерей, проректор НОУ ВПРО «Екатеринбургская православная духовная семинария», доцент, кандидат исторических наук (Екатеринбург).

1
Название сочинению дано И.Л. Маньковой.
2Год смерти настоятеля монастыря архимандрита Исаака (Мокринского), сына преподобного Далмата. Его память также особо чтилась в монастыре.
3 Издававшая памятник И.Л. Манькова исправила чтение рукописи «мере» на «вере», но нам представляется, что в рукописном тексте ошибки нет.
«Вирши» издавались многократно, но по существу в основе всех изданий лежит текст, скопированный протоиреем Григорием Плотниковым, который составил подробное описание Далматовского Успенского монастыря. Первоначально это описание было опубликовано в Пермских губернских ведомостях (1858, № 3–6), а потом неоднократно переиздавалось отдельной книгой [см.: 11]. В начале 1990-х годов она была переиздана в Екатеринбурге без указания выходных данных (в настоящей главе мы ссылаемся на это последнее переиздание). По публикации протоирея Григория Плотникова приводят текст виршей В.Н. Шишонко [см.: 22, с. 1154–1156] и А.А. Пашков [см.: 13, с. 108–110]. Рукописный текст составленного протоиреем Григорием Плотниковым описания монастыря хранится в архиве города Шадринска [см.: 3, л. 192 об.–194]. Н.Г. Рябков издал текст «Виршей» по этой рукописи [19, с. 20–26], но в некоторых случаях не смог прочитать рукописный текст правильно.
5 Для сравнения: житие Антония Сийского насчитывает 38 или 40 стихотворных строк (в разных списках), житие Никодима Кожеозерского — 50, житие Логгина Коряжемского — 53, житие Александра Свирского — 22 [см.: 18, с. 195–235].
6 Первые упоминания об училище при монастыре относятся к 1719 году. В 1748 году при обители была учреждена славяно-российская школа, а в 1761-м курс обучения в ней был расширен, школа стала называться «латинской» или семинарией. Она просуществовала до 1800 года [см.: 9, с. 663].
7 Жители Кидарских селений — бедуины, исмаилиты. Блаженный Феодорит Кирский толкует это место Псалтири следующим образом: «Кидар населен народом сарацинским, имеющим зверские свойства, обитающим в шатрах и кущах и подражающим праотцу своему Кидару, от которого и страна сия получила наименование. Кидар же был второй сын Измаила» [цит. по: 15, с. 849].
8 Исправлено по: 11, с. 73. В рукописи: «от ста».
9 Ковчег Завета (кивот) — один из самых древних ветхозаветных прообразов Божией Матери. Прилагался этот образ и к богородичным иконам.

Список использованных источников и литературы

1. Вкладные книги Далматовского Успенского монастыря (посл. четв. XVII – нач. XVIII в.): Сб. док. / сост. И.Л. Манькова. — Свердловск: Ин-т истории и археологии, 1992. — 244 с.
2. Вознесенский А.В. Старообрядческие издания XVIII–XIX века. Введение в изучение / А.В. Вознесенский. — СП б.: Изд-во СПГУ , 1996. — 160 с.
3. Государственный архив Курганской области в г. Шадринске. Ф. 224. Оп. 1. Д. 26.
4. Государственный исторический музей. Синодальное собр. № 843.
5. Копылов А.Н. Культура русского населения Сибири в XVII– XVIII вв. / А.Н. Копылов; отв ред. член-корр. АН СССР А.П. Окладников. — Новосибирск: Наука, 1968. — 166 с.
6. Мангилёв П.И., протоиер. Образ старца Далмата в сочинениях, созданных в Далматовском Успенском монастыре в XVIII в. / прот. П.И. Мангилёв // Сибирь на перекрестке мировых религий: Материалы IV Межрегиональной научно-практической конференции. Новосибирск: Изд-во НГУ , 2009. — С. 138–144.
7. Манькова И.Л. Легенды и факты о старце Далмате и начале Исетской пустыни / И.Л. Манькова // Культура Зауралья: прошлое и настоящее: Сб. науч. тр. — Вып. 3. — Курган: Изд-во КГУ , 2000. — С. 3–10.
8. Манькова И.Л. Неопубликованные материалы по истории Далматовского Успенского монастыря / И.Л. Манькова // Культура и быт дореволюционного Урала: Сб. науч. тр. —
Свердловск: Изд-во УрГУ , 1989. — С. 32–38.
9. Манькова И.Л., Нечаева М.Ю. Далматовский в честь Успения Пресвятой Богородицы мужской монастырь / И.Л. Манькова, М.Ю. Нечаева // Православная энциклопедия. Т. 13: Григорий Палама–Даниель-Ропс / под ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. — М.: Церковно-науч. центр «Православная энциклопедия», 2006. — 659–664 с. — (К 2000-летию Рождества Христова).
10. Манькова И.Л., Шашков А.Т. Исаак / И.Л. Манькова, А.Т. Шашков // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.): в 4 ч. Ч. 2: И–О / Акад. наук СССР , Ин-т рус. лит. (Пушк. Дом); отв. ред. Д.С. Лихачёв. — СП б.: Изд-во «Дмитрий
Буланин», 1993. — С. 113–116.
 11. Описание мужского Далматовского Успенского общежительного третьеклассного монастыря и бывшего приписным к нему женского Введенского монастыря (Екатеринбургской епархии Пермской губернии) / сост. протоиер. Далматовской Николаевской церкви Григорий Плотников. — 4-е изд. — Екатеринбург: Типография газеты «Урал», 1906. — 100 с.
12. Панченко А.М. Переход от древней русской литературы к новой // Он же. Русская история и культура. Работы разных лет / А.М. Панченко. — СП б.: Юна, 1999. — С. 297–
13. Пашков А.А. Свято-Успенский Далматовский мужской монастырь / А.А. Пашков; под ред. Н.Ф. Емельянова. — Шадринск: ПО «Исеть», 2000. — 415 с.
14. Протасьева Т.Н. Описание рукописей Синодального собрания (не вошедших в описание рукописей А.В. Горского и К.И. Невоструева): в 2 ч. Ч. 2: № 820–1051 / сост. Т.Н. Протасьева; под ред. М.В. Щепкиной; Гос. ист. музей. — М.: Типография ВТИ , 1973. — 164 c.
15. Разумовский Григорий, протоиер. Объяснение священной книги псалмов / Протоиер. Григорий Разумовский. — М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский институт,
2002. — 992 с.
16. Руди Т.Р. О композиции и топике житий преподобных / Т.Р. Руди // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 57 / Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушк. Дом); отв. ред. О.В. Творогов. — СП б.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 2006. — С. 431—500.
17. Руди Т.Р. Об одном мотиве житий преподобных («Вселение в пустыню») / Т.Р. Руди // От Средневековья к Новому времени: сб. ст. в честь Ольги Андреевны Белобровой / Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушк. Дом); отв. ред. и сост. М.А. Федотова. — М.: Индрик, 2006. — С. 15–36.
18. Рыжова Е.А. Виршевые редакции севернорусских житий / Е.А. Рыжова // Русская агиография. Исследования. Публикации. Полемика / под ред. С.А. Семячко (отв. ред.), Т.В. Руди. — СП б.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 2005. — С. 195–235.
19. Рябков Н.Г. «Сия буря кедров сих двух не сокрушила» / Н.Г. Рябков // Шадринская старина: краеведческий альманах / отв. ред. С.Б. Борисов. — Шадринск: Изд-во ШГПИ ,
1994. — С. 20–26.
20. Смолич И.К. Русское монашество (988–1917). Жизнь и учение старцев / И.К. Смолич. — М.: Православная энциклопедия, 1999. — 608 с. — (Приложение к «Истории Русской Церкви»).
21. Шашков А.Т. Образ Богородицы в религиозно-нравственных представлениях сибиряков XVII в. / А.Т. Шашков // Вестник музея «Невьянская икона». Вып. 1. —Екатеринбург: Изд-во УрГУ , 2002. — С. 184–205.
22. Шишонко В.Н. Пермская летопись. Третий период (1645–1676) / [Перм.] губ. земство; В.Н. Шишонко. — Пермь: Типография Губернской земской управы, 1884. — 1 168 с.

21.12.2021

Ссылка на видео https://youtu.be/KDqsHeWwJEQ

17.12.2021

Пётр I на страницах периодической печати
Ссылка на видео https://youtu.be/UF7OIROYQuk 

15.12.2021

15.12.2021

14.12.2021

10.12.2021

"Этот загадочный человек": 200 лет со дня рождения А. Н. Некрасова
Ссылка на видео https://youtu.be/YmWbjeXBsPA 

10.12.2021

26.11.2021

17.11.2021

17.11.2021

Студенты Миссионерского института посмотрели фильм о блокаде Ленинграда и обсудили его с духовником института

Архив новостей
 г.Екатеринбург тел. 269-30-36