Александр Дьячков*
Я – ВЧЕРА * * * Склады, заборы, серые дома, шум улицы, чужие разговоры. ДК – налево, а правей – тюрьма, шараги, офисы, конторы... Остатки снега, вылезший газон, на частном доме ставни голубые. Наивными глазами смотрит он на Выю – производственный район. Привет, старик! Ну, как живёшь на Вые? Весенний дух бодрит, как нашатырь. Перехожу по старой, стёртой «зебре». Навстречу вырастает монастырь, за ним пустырь и небольшие дебри. И непонятно: то ли это сквер, ничейный сад или огрызок бора? Там вечно кто-то курит, например охранник или певчие из хора. Когда-то, десять лет тому назад, я здесь ходил на исповедь впервые. ...Как много перевёрнутых лопат – дорожных знаков, будто штыковые, они вдоль по обочинам торчат... Я думаю про ставни голубые. * * * О, злой, своенравный умишко поэта! Я Богу молился, а ты между делом уже занялся обработкой сюжета: монахиня в чёрном, а девочка в белом. Но чувствую, что-то такое задето, простое, святое, что в общем и целом поэзия лишней становится где-то… Монахиня в чёрном, а девочка в белом. Душа, путешествуя в сторону света, не будь никогда побеждаема телом. Стихи не создам. Не раскрою секрета: монахиня в чёрном, а девочка в белом. * * * На первой исповеди я сказал, прочтя стишки: грехов-то нету у меня, а так – одни грешки. Священник странно посмотрел из-под прикрытых век… – Пусть я не делал добрых дел, я добрый человек. – Ну, хорошо, – сказал монах, – немного погоди. Давай пойдём за шагом шаг. Итак, не укради? – Да, – с удивленьем я сказал… И дальше мы идём. …К концу беседы я признал, что согрешил во всём. – Ну, разве только не убей… И тут я вспомнил – чёрт! – как бывшей девушке своей дал денег на аборт. Перевернулся мир вокруг, я обнаружил зло. Но не уныло стало вдруг, а так – светло, светло. ПОЭТ И ПОЭТ – Поэт наивысшего сорта, чего ты так пишешь убого? – Я был гениальным от чёрта, а стал графоманом от Бога. – Да стоит ли верная вера утраты волшебного гения? – Искусство – пустая химера, а вера – источник спасения. * * * …Поются «иже херувимы», по кругу медленно кадят. И, словно тройка едет мимо, на ней бубенчики звенят… Очнусь, а песнопенье спето, на уголке иконы лучик, как траурная лента света, как символ веры – самый лучший. * * * Чтобы дойти до природы, надо пройти над помойкой. Там, где сточные воды граничат с бессмысленной стройкой. Мимо шины, ботинка, бутылок, рекламы девайса… Там будет одна тропинка, иди и не сомневайся. ЛЭПов бетонные шпажки всажены в русское поле. А в небе летают пташки, а под ногами букашки. Я сентиментальным стал что ли? Видишь, идёт электричка. Слышишь, звонит колокольня. Будет сперва непривычно, что больше тебе не больно. Тёплое чувство свободы радостной, истинной, стойкой. Я прошёл над помойкой. Я дошёл до природы. * * * ...И вновь я согрешил! Что за проклятье? Но о таком не пишется в стихах. Единственно достойное занятье – пасть на лицо и плакать о грехах. Но я интеллигент, учитель, гений. И каяться мне предлагаешь ты?! Отвергнув истину своих падений, я погружаюсь в правду суеты. Я лицемер! Я подрываю веру! Когда о Церкви плохо говорят, что мне сказать, наглядному примеру? Я знаю, кто в упрёках виноват. * * * Мне девочка в любви призналась, я ощутил над нею власть. Мешались в сердце власть и жалость, отцовская любовь и страсть. Чтоб с ней не согрешить невольно, боясь коварного блуда, той девочке я сделал больно: я с ней расстался навсегда. Но вновь она пошла в атаку, я пожалел… поговорил… Хозяин так любил собаку, что по кусочкам хвост рубил. * * * У русской деревни депрессия и страшный видок паралитика. Поэзия? Что ей поэзия! Политика? Что ей политика! Деревня работу забросила, сидит у дебильного телека. Какое набрякшее озеро! Какое лохматое дерево! И хочется выхлопать-выстирать вон то неопрятное облако. Когда у народа нет Истины, природа безлико-уродлива. Лишь белая-белая церковка (отрада мечтателя грустного), как чистая-чистая девочка, полюбит и вылечит русского. На небе тревожное зарево, в природе нет больше гармонии, и тучи, как ведьмино варево, и, словно бы трещины, – молнии. * * * Современная Ева на Адама орёт: – Ты сам оборвал с древа Богом запретный плод. Одна ссора, другая, и вот поумневший Адам – да, – говорит, – дорогая, я сам виноват, сам. * * * Вот в этом дворике прошло чужое детство. О, где ты дворик детства моего? Я в жизни не забуду наше бегство из Казахстана нового, того, где русские в одно мгновенье стали врагами подлыми. Их нечего терпеть! На пустыре, где мы в футбол играли, теперь кривая высится мечеть. …Поправлю строчку и проверю знаки, а может быть, оставлю всё как есть… В остывшем чайнике бушует накипь, никак не может, бедная, осесть. * * * Я помню, шёл по полю, мне было десять лет, и вдруг, почуяв волю, во мне возник поэт. Я замахал руками, понёсся во всю прыть, я начал петь стихами, кричать и говорить. – Ты весь горох потопчешь! А-ну, иди сюда!.. Я с поля вышел в рощу, сгорая от стыда. Кричал мужик-колхозник, не то чтоб очень злой, но весь такой серьёзный, измученный такой. – Пацан, ты сделал плохо! Родители-то где?.. – Я шёл не по гороху, я шёл по красоте. * * * Когда идёт святая служба, о чём я думаю впотьмах? Себя обманывать не нужно: я думаю о пустяках. Я думаю о внешнем виде, о «вечной» славе, о блуде, о нанесённой мне обиде, о развлеченьях, о еде. Я думаю о том, как долго всё это тянется опять. Меня на месте чувство долга обязывает достоять. Летят в руке по кругу чётки, молюсь-молюсь, молитвы – ноль. Ботинки – чёртовы колодки, пойти поставить свечку что ль? Душа – картонная коробка, и даже меньше – коробок. А если вдруг пытаюсь робко собрать свой ум, то видит Бог, как начинаю думать сразу, что я особенный, святой. Одна слеза течёт из глаза, и я горжусь слезою той. Соседка слева приложиться не может, видимо, к мощам. Она не при-, как говорится, а за-хожанка в Божий храм. Соседа слева ненавижу за то, что запах от него. Смотрю в алтарь и прямо вижу, как я не вижу ничего. Но нет! О чём бы я ни думал, и как бы ни старался бес, из верхних окон, там, где купол, там, где квадратики небес, в день самый пасмурный и серый проглянет солнце из-за туч. Подарит жаркий, сочный луч и мне наполнит сердце верой. --------------------------- * Александр Андреевич Дьячков родился в 1982 году в Усть-Каменогорске (Казахская ССР). В 1995 году семья переехала на Урал. Окончил Екатеринбургский театральный институт и Литературный институт им. А.М. Горького в Москве. Автор многочисленных публикаций в толстых журналах Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Екатеринбурга и др. Автор двух поэтических сборников. Участник литературной группы «Разговор». Живет в Екатеринбурге. Преподаватель.zdravoe@mail.ru 8-952-73-96-570 Skype: al.andr.
21.12.2021 |
|
|
|
15.12.2021 |
|
|
15.12.2021 |
|
|
14.12.2021 |
|
|
|
10.12.2021 |
|
|
26.11.2021 |
|
|
17.11.2021 |
|
|
|
Архив новостей
|